Лев Константинов - Схватка [Журнальный вариант]
Роман смотрел на него без ненависти — равнодушно, чуть озабоченно.
— Щенок! — загремел проводник. — Языком измену заметаешь? А у самого очи застыли, как из гипса вылепленные!
«Вот и конец, — горестно подумалось Роману, — недолго ждать довелось». И еще обрывками, обгоняя друг друга, понеслись другие мысли: не оставит Рен в покое Еву и дочку, пошлют головорезов своих, закатуют.
А там, над толстым накатом бревен, ложится в леса солнце. Низкое вечернее небо навалилось на сосны. Сегодня оно спокойнее: желто-оранжевый диск солнца, идут медленно бесконечные облака. Стынет на ночь глядя лес. Наверное, именно сейчас двинулись в путь оперативные группы. Если бы протянуть несколько часов…
В бункере душно. Воздух плотный, стоялый, пропитанный потом, запахами пищи, ружейной смазки, лежалой одежды. Роману хочется разрезать воздух на куски, как студень, и выбросить через круглый люк наружу. У Рена рука в кармане — там пистолет. Он всегда был предусмотрительным, Рен, даже когда подобрал оборвыша, сунул ему кость: жри и помни, чье мясо лопаешь.
— Руки за спину, — приказал проводник.
Роман стоял, чуть расставив ноги, зорко следил за каждым движением проводника. Он нехотя выполнил приказание, всем своим видом показывая, как его возмущают непонятные подозрения.
— Кто вывинтил взрыватели?
— Какие взрыватели? Спал я. Кому приказали, у того и спрашивайте.
— Пообещали тебе жизнь сохранить эмгебисты? В обмен на архивы? Или на меня? Может, ты и Дубровника под пулю подвел?
— Жизнью своей не торгую! — презрительно процедил Чуприна. — Сами отучили беречь свое життя и чужое!
Реи вырвал из-за Романового пояса парабеллум, швырнул его в дальний угол.
— Шагай из бункера!
Проводник взял автомат, щелкнул предохранителем, повесил на грудь.
Вход в бункер — круглый металлический люк, вроде тех, что на канализационных колодцах. Закрывается массивной крышкой. Когда бункером не пользуются, на крышке растет разлапистый куст — маскируют вход. Его можно сдвинуть в сторону или, наоборот, «посадить» точно на крышку, прибросать снегом, и первая метель заметет, запорошит все следы.
Сейчас люк отброшен — лагерь глубоко в лесах, и каждый, кто попытается к нему подобраться, напорется на мину еще на дальних подступах. Они стерегут логово — эти деревянные коробочки, прикрытые снегом, — лучше всяких часовых. Но и охранение тоже выставлено: на высоких соснах устроены несколько гнезд для наблюдателей.
Чтобы выбраться из бункера, надо подняться по лесенке, как в погребе, протиснуться в узкую круглую дыру.
— Давай, давай! — подтолкнул Рен Романа автоматом.
Интересно, куда поведет? К схрону с архивами? Зачем? Тогда подальше от бункера — дальним эхом откликнется в соснах автоматная очередь, станет одним жильцом меньше на белом свете. Но если отойдут от лагеря, сразу увидит Рен разрытый снег, свежеприсыпаниые ямки — там, где были мины. Еще днем расчистил Роман тропу, повывинчивал взрыватели у чертовых игрушек.
Роман поднялся по ступенькам лесенки, услышал сзади тяжелое дыхание Рена.
Ива говорила: будешь колебаться — погибнешь…
Чуприна подтянулся на руках, выбросил тело из люка. Солнце уже почти село, еще несколько минут, и будет темнота. Потом придет Малеванный. Он будет идти по тропе, которую приготовил для него Роман. А на стежке той снова будут мины…
Голова Рена показалась из бункера. Отяжелел проводник, квадратные плечи с трудом протискиваются в отверстие.
Роман решился. Он ударил ногой по подпорке, удерживающей массивную крышку. Литая из чугуна плита опустилась на голову проводника. Роман открыл ее и прыгнул в бункер. Проводник лежал у лесенки, разбросав руки. Роман схватил у него автомат, пистолет, оттащил тело в сторону.
Послышались голоса — к бункеру шли. Роман даже знал кто: те двое, которых посылал Рен заминировать схрон с архивами. Заглянут в бункер — все: пришибленного Рена спрятать некуда. Роман высунулся из бункера.
— Все в порядке, хлопцы? — крикнул спокойно.
— Сделали! А где проводник?
— Отдыхать лег. Велел не тревожить.
— Или он сдурел, или ты! По лагерю чекистская зараза шляется, взрыватели повывинчивали, а он почивать вздумал! — Высокий бандеровец — Роман его хорошо знал, впрочем, как и всех в этом лагере, — решительно направился к бункеру.
— Пусти к Рену!
— Стой! — все еще надеясь, что они отвяжутся, крикнул Роман. — Сам доложу!
— А иди ты, хлопче, к… — зло ругнулся высокий. — И мы язык не проглотили…
Они были уже метров за десять.
— Стреляю! — предупредил Роман.
— Он воно що! — понимающе процедил высокий. И внезапно упал в снег, срывая автомат с плеча.
Роман нажал на спусковой крючок первым…
И наступила тишина…
— А ну, хлопцы, бегим! — скомандовал начальник райотдела. — Черт знает, что у них там творится!
Он вслушивался в треск автоматных очередей. Стрельба шла беспорядочная, очереди частили, перекрывая одна другую, лес раскатывал их звонко по полянам. Вот ухнула, будто лед на ставке раскололся, граната.
Учитель недаром прошел войну. Он быстро отличил, что один автомат — у каждого оружия свой «голос» — бьет через равные промежутки, скупо и экономно.
— У твоего Чуприны какая машинка? — спросил майор на бегу у Малеванного.
— Немецкая.
— Похоже, он отбивается.
Вытянувшись цепью, по лесу бежали солдаты — бойцы истребительного отряда.
Быстро темнело, и пробиваться сквозь густую чащу было трудно. Мешал и глубокий, протаявший за день, ставший вязким снег. Малеванный путался в полах длинной шинели и проклинал себя, что не надел ватник, — показалось, неудобно перед солдатами.
Он с тревогой думал, что вот сейчас наступит в лесу тишина, это значит — не выдержал Роман боя, прикончили Романа.
«Боевка» Рена вместе со штабом насчитывает десяток человек, так говорил Чуприна. Один против десяти…
— Внимание! — поднял руку Учитель. И Малеванному: — Уже близко дозор бандеровцев. Иди!
Лейтенант и еще двое солдат ушли в темноту. «Хорошо ходят, — отметил одобрительно майор, — ни звука».
— Тропа есть! Мины сняты! — доложил вскоре Малеванный. — Дозор покинул вышку, наверное, побежали к лагерю, на выстрелы.
Автоматы стучали совсем рядом.
Вся операция была продумана заранее до деталей. Майору не надо было отдавать новых приказаний. Он только следил, чтобы все шло так, как рассчитывали.
Солдаты и «ястребки» начали окружать плотным кольцом лесную поляну. На рукавах у всех белели повязки — чтоб не пострелять в темноте друг друга. На окружение отводилось двадцать минут. Майор уже поглядывал нетерпеливо на часы, когда наступила тишина. «Докопали хлопца», — пронеслось в голове. Майор поднял ракетницу, и бледный свет вырвал из темноты черные фигурки людей, сбившихся в кучу.
— Сдавайтесь! — крикнул майор.
В ответ снова заработали автоматы. Но их тут же перекрыли гранатные взрывы — вспышки больно ударили по глазам, и все было кончено.
Краевой провод перестал существовать.
Майор и Малеванный вошли в бункер проводника. Роман попытался встать, но тут же бессильно упал на пол.
— Он меня в спину, кат, — прошептал еле слышно.
Майор кивнул. Да, очевидно, очнувшийся проводник стрелял в спину — по кожушку Романа расплылось бурое пятно.
— Врача, быстро, — распорядился майор.
Рен не ушел далеко. Его нашли среди других националистов, разбросанных гранатными взрывами по поляне. Наверное, выстрелив в спину Романа, он кинулся к тайнику с архивами — и не добежал…
У бункеров встретились несколько человек, от усилий которых, храбрости и умения зависел исход всей операции. Начальник райотдела — Учитель… Лейтенант Малеванный. Ива Менжерес… Майор Лисовский… Ива подошла к Лисовскому.
— С победой вас, Стефан, — сказала очень просто. И поправилась: — Виновата: с победой, товарищ майор.
Лисовский улыбнулся:
— Это мне надо вас поздравить в первую очередь, товарищ лейтенант. — Он вдруг озорно подмигнул, зачастил: — Недавно получил с большим трудом партию дефицита. Имею французские чулки, итальянское белье. Люкс, перша кляса. Что желает прекрасная паника?
— Прекрасная паника желает, наконец, отоспаться, — устало сказала Ива.
* * *На этом можно было бы поставить точку. Операция закончилась, а значит, закончился и наш рассказ. Но автор знает, что у читателей осталось несколько вопросов. Где же скрывалась зеленогайская учительница Мария Шевчук, которую референт СБ поручил ликвидировать Иве Меижерес? Что сталось с самой Ивой? Какова судьба Сороки, Кругляка, Яблонского и других бандитов? Как сложилась, наконец, доля Романа Савчука?
Ну, что касается Сороки и его приспешников, то здесь все понятно: сели они на добротно сколоченную украинским столяром дубовую скамью подсудимых. Грозным обвинением против них и других националистов стали, в частности, документы, что хранились в тайном бандеровском архиве.
![Лев Константинов - Схватка [Журнальный вариант]](/uploads/posts/books/270148/270148.jpg)
